«В обыкновенных газетах пишут только про людей и про их дела. Но ребятам интересно знать и про то, как живут звери, птицы, насекомые».

Так открывается последнее издание «Лесной газеты» Виталия Бианки.

«Ребятам», конечно, интересно. Это старое трогательное обращение к советским читателям младшего возраста как нельзя лучше подходит тем, кто любил и любит стихи Васи Бородина. Он писал стихи, рассчитывая на наше детское, ребяческое понимание самой сути того, чем мы заняты, когда пишем и читаем.

«Остальные птицы с перепугу разлетелись в разные стороны. Так и осталось неизвестно, чей нос лучше».^[1]

Вася был похож то ли на пионера, сотрудника журнала «Юный натуралист», то ли на сам гриб, к которому бережно склонился лесник, то ли на редактора журнала, в чьем ухе свили гнезда лесные птицы, и этим левым своим ухом редактор ставит запятую в неправильном месте.

«Почки раскрываются, шоколадные, с зелеными хвостиками, и на каждом зеленом клювике висит большая прозрачная капля».^[2]

Вчера с Димой Григорьевым и Аллой Горбуновой сидели в кафе «Мост» на Васильевском острове, и Дима обмолвился, что молодой журнал собирает специальный выпуск о Васе. Дело в том, что в текст о Васе должно попадать всё. Как он выходил утром из дома, присматривался к воронам у лужи. Он присматривался к ним всегда: осенью, когда лужа чавкала и расширялась, зимой, когда она была скользкой и тусклой, летом, когда она высыхала.

Птицы, насекомые, лица без определенного места жительства, продавщица носков, вагоновожатая — все были “ребята” для рассказов Васи.

Я забыл, кем служил Вася. Почему-то путь по подземному переходу метро представляется мне более важным, чем служба, метро, и вообще всё, кроме вот этой самой «лесной тропы».

«Я возвращался домой и назавтра снова собирался отправиться в лес, чтобы проверить, высох ли гриб, и узнать, куда спрячет потом этот сушеный гриб белка. Но мои планы неожиданно изменились».^[4]

Крошки от печенья для вороны, полпачки чипсов, оставшихся со вчерашнего вечера, бутылка пива, распитая с продавщицей носков, солнце, которое блеснуло слишком ярко, когда за Васей хлопнула дверь подъезда, — всё это важнейшие обстоятельства моих о нём снов.

Мы лично никогда не встречались, но я собирался снимать фильм о нём. Настолько притягательной и естественной была эта фигура, что обладатель подшивки журнала «Юный натуралист», — то есть я, — был заворожен и вполне подготовлен для этого.

Последние месяцы жизни Васи мы переписывались. Он смотрел наш с Андреем Еделькиным подкаст «Колокол ума», пересматривал и очень внимательно следил за ходом наших поисков. Ему как следопыту так же был необходим этот зоркий глаз молодого Пришвина, который смотрит на ветку, откуда свет через молодой зеленый кленовый лист.

«Деревья так жалобно стонали, что из полуобвалившейся картофельной ямы возле сторожки Антипыча вылезла его гончая собака Травка и точно так же, в тон деревьям, жалобно завыла».^[5]

Я, как эта собака Травка, хочу пройтись влажным языком по ладони листа и оставить несколько букв памяти Васи. Этот поэт был птицей.

                          ㅤ

---

^[1] Бианки В. Чей нос лучше. — М.: Детская литература, 1982, с. 16

^[2] Пришвин М. Лисичкин хлеб. — М.: Детская литература, 1981, с. 6

^[3] Рубцов Н. Про зайца. — М.: Издательство “Малыш”, 1990, с. 13

^[4] Онегов А. На лесной тропе. — М.: Издательство “Малыш”, 1980, с. 15

^[5] Пришвин М. Кладовая солнца. — М.: Детская литература, 1977, с. 24