Владимир Литынский. Вергюль

до дома

возвращаться домой и проводить ритуалы вечера
покормить кота и собаку поесть самому умыться
задуматься через раз о пройденных вечностях
которые тянут в спине и горбятся мыслями

о том что ненавижу того кто говорит словами
одевается утром по улицам ходит в наушниках
ничего не способен сказать и стирается в хламе
полулежа без света где чай недопит из кружки

где ненавижу как перед сном смотрит в зеркало
с глазами зелеными и худеющим телом убитого
которому стыдно напомнить что где-то там
остались еще возможности пить до дна

чай или воду или воздух на улице ветренный
но не изменить себе и оставаться скрюченным
в вопросительный знак из формы местоимения
обращаясь к которому ковыряешь ручками

белую белую кожу оставляя на ней ничего вообще
кроме того что в мозгу говорит как себя ненавижу
когда не сбываемы большие мечты о возрасте
когда можно не знать и стать до конца невидимым

никому никогда а пока так же ходить отшучиваясь
или с лицом исполненным дел иногда улыбаясь
солнцу или хорошей тебе в самом худшем дне
просто потому что тебя в нем не оказалось

а пока так же ходить молчать улыбаясь приветственно
мечтать тихонечко убирать туалеты в токио
возвращаться домой и проводить ритуалы вечера
ненавидеть себя разбивая лицо об зеркало

так и жить каждый день по своим обычаям
так и ждать когда кто-то придет успокаивать
кумулятивное сердце в штанах обоссанных

да нет все в порядке
наверное увидимся завтра


эвридика

расскажите о правилах веры в поисках новой точности
когда считаешь в уме расстояние но не справляешься
что дурная затея босиком пройти по нитке тонкой
через мост над морем провал там шумные реки

тебя глубже проваливают нечем дышать но можно пятками
а ты плечи ладонями меряешь нащупывая минуты
отложенного еще с утра будильника что играет в прятки
дворовым прохожим что смотрит вечером а видит утром

уже никого в том углу где скрываясь были мы
только дыша и мимо отмечен кирпич на фоне был
на фоне тебя в десяти сантиметрах и думал реально ли
но как мне не верить тебе когда отовсюду уволенным

собственным методом идиота через молчание
через январский спирт выступающий реками марта
в туалете отеля в компании беккета никого о печали
и настоящего друга за дверью а значит не легкими

станут все эти пути где света не бывает у носа
и если вдруг он не узнает касания твоего то тем более
дисперсионно посыпется мир вслед тебе где слепого
но очевидного дуновения жизни в пол-оборота

захватит теперь в твою сторону дуновением оборачиваясь
и тогда страшно подумать о цифровых измерениях времени
ведь пока не смотрю в телефон то навсегда обрадуюсь
бесконечно резонируя сквозь воздух весенний и летний

который скорее твой все равно что в упор смотреть на солнце
и в лучах биомассой растаять через мост и в воду
но где начинается жизнь когда кончается еще один сон
и когда все сменяется месяцами бестолково отчетными

выйти за дверь и больше не сравнивать что-нибудь с чем-либо
в гениально устроенном лучшем торговом обществе
откуда пропали двое под вечер в потаенном лимбе

где ни мертвых и ни живых ни спящих ни брошенных


пощечина

мне казалось что нет ничего холоднее воздуха синего
на деле замерз до усов в двадцать пять по минусу
когда шел уезжать на поезде дальше от города
оказался опять головой к чему-то прикованным

когда шел уезжать в этот день и два часа провожала
двигаясь как вода по особым стратегиям знания
и все что резалось бритвой по дереву из металла
теперь выплывало ручьем мимо холодного слалом

мимо малого и большого и дальше дальше по улицам
в никуда по наитию из леса миров придуманных
там ходит в лесу дурачок там же в кувшинке плавают
или попроще еще поскользнуться в ванной

и совсем не погибнуть там и даже дойти до комнаты
чтобы высказать в тг-смс все слова знакомые
прихватить неизвестных и собрать тебе композицию
как подарок случайных песочных цветов египетских

о тебе каждым словом иначе тут только молчание
недоступность на частоте где ни тебе ни чайнику
свистящему мало где на путях протоптанных
и невидимых в кинотеатре в интернете в окнах

потресканных танцем на битом стекле фадеева
как отрезанных сигаретой александра градского
мне казалось что нет ничего светлее
но пришел по наитию к — — (тебе даша)

а хотел получить прилюдно пощечину
чтобы мне разнеженному кто-то напомнил
где моё место теперь вижу воочию
свет


нон грато

профиль в сети закрыт минут через пять опаздываю
ведь снова ему не справится с удержанием таймера
палец настроен в пути но в штопор сваливается
секунда осталась и вот полотно растаяло

всей талой водой помимо действий в аккаунте
где больше не встретишь моего какого-то имени
как ответ на вопрос ты кто и каким называешься
как несколько лет до еще одной важной гибели

уже не в местах где играли трагично в оводе
теперь снова промазать летя в окно отражением
самого какого-нибудь господина аркадия лодникова
который метет в парикмахерской собственной шеей

занимается перфорацией бумажных листов а5-го
корректирует текст про цветы в газете для дачников
куда бы тот ни пошел надевает вещи помятые
с прошлых жизней знакомых секретами в пачке

и обновляет систему дня все мысли его про двери
про свежие листья весны на фоне твоего конечно же неба
не коснуться и не прийти и только мечтать наверное
сойти с ума или опротиветь тебе потому что белый

но не сойти с ума и дойти с тобой этажа до пятого
откуда прыгать в озерную воду и видеть твоими глазами
как пахнет листва в электричке голосами приятного
вне весомости победных путей и любых названий

как несуществующий господин отсюда
придумать тебе пару беззвучных названий
если нет в этом мире меня когда мою твою посуду
заходя на полшага туда где никто не знает

кто ты


о хорошем

мы встречаемся у метро и кто-нибудь точно болеет
пять утра и попытки собрать по частям это лето
от другого лета могильный камень стоит и если
меня и не стало тогда то дай бог захоронен где-то

где окажемся снова вместе десятками лет заранее
до того до всего до столкновения инфомассового
что и трудно придумать даже размеры обуви раненым
что никому не хотелось и теперь захотелось ласки

пусть и возможно было не быть и не показываться
лет десять спуская в залог образованной плеши
на месте большого сердца которое ты же взращивала
которое от тебя и к тебе и к тебе пожалуйста

размеренным вдохом-выдохом для ливня правильно
николаю соседову пришлось бы сложнее выдумать
большую мечту всю жизнь в большую мечту и падая
стрелою из рук от солнца к воде ты ждешь у выхода

по-прежнему как умеешь будь в маске ты или шортах
привязываться и лежать в ногах твоих как в ножнах
пылится и таять по лезвию которое не кусается
понемногу вздрагивая на миллиметрах новой кожи

потому что дурак и такие дорожки никак не сводятся
ведь мы всегда вместе даже если у моря охотского
по кладбищам ищем могилу дедушки и находим там
объяснение почему это рай где мы все еще стесняемся

с именами другими уже сквозящими через форточку
что невозможно спать если быть месяцами в запахе
твоими тонкими пальцами по лицу завершенному
в сингулярности поражения глупого до распятия

и остаюсь в тишине с тобой без шороха
думай о хорошем думай о хорошем все-таки
ни за что не поймешь где сеть а где сон и прочее
о хорошем пой и плохом забудь хорошая

о хорошем пой и плохом забудь


вергюль

результатов не будет там где в календаре даже нет замены
обведенные карандашные фантики о том что давно пора уже бегать
каждое утро с тобой и дышать на счет три толкая землю
заранее готовый исчезнуть когда не готов пойти обедать

если внутри елозят ежи но почему они почему не дохнут
но почему изнывает мозг которому наверняка уж и срок конечный
в салоне тупой ребенок орет но самолет на небе так проклят
бесполезно стучать об стену вызывая всего лишь кетчуп

из глаз из ушей и лба но не сказать что навсегда запутался
тебе беззвучно кричать помоги на высоте где-то девять тысяч
что с этим не справиться одному и ежедневно везде так пусто
что хочется и не хочется ведь читаются кем-то давно уже мысли

и придется считать до трех чтобы ты сама заговорила слово
и оно бы совпало с моим о сказках геннадия скверикова
министра печали из района дукат неизвестного еще живого
если воздух хрустит в ушах в минус пятьдесят на севере

но нигде меня больше нет и криком чаек приходят письма
в адрес тебя миллион смс до встречи угадываемые в деталях
как если уехать навечно искать в ущелье ныряя с пристани
в твою настоящую жизнь когда наконец понимаю

зачем птицы летят в магадан
зачем отец не может смотреть на солнце
вергюль между жизнью без цели и смысла

и в конце запятая просто

тупой и зависимый от других
сгорающий лист покрывая штрихами
формирую вергюль и хожу по дуге

вне реальности твоими снами 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *