Алексей Кудряков. Я хотел бы остаться слабым

Из детства

С колосника упавший уголёк
вдруг осветил запечный уголок,
лесной полёвки
застывший ком – размером с мой кулак.

гуденье слов: блокада голь гулаг
чужих неловких

Не убоявшийся кленовой палки,
слежавшийся из войлока и пакли
бескровный шар
темнел на кирпичах – напротив полки.

у выстуженных стен в одной футболке
бросало в жар

Я думал, как на скорое тепло
её под снегом мартовским влекло
к остывшей бане
и замерзали капли на стекле.

где прячется её душа: в дупле
в норе в чулане

Так, между каменкой и штукатуркой,
в подпалинках морщинистая шкурка
меняла цвет,
дрова горели, как закат за шторкой.

оледенелый снег страны широкой
горел в ответ

***
Сила в немощи. Свет извне.
Мрак рассеять уже не тщишься.
Молча молишься тишине –
ведь до Бога не докричишься.

На чернеющей борозде
так скворец ходит по ухабам…
Бог есть боль – значит Бог везде.
Я хотел бы остаться слабым.

***
Ночной состав пройдя до середины,
так застают в вагоне-ресторане
за окнами бегущие равнины –
бескрайние поля сердечной брани.

Так всматриваются в свет инфернальный
двоящихся телеэкранов – то есть
глядят насквозь, пока гудок финальный
не прозвучит и не споткнётся поезд.

***
Покрывает сажа, а не окалина,
над кровлей трубу стальную,
коптящую небо.
Всякое горе не уникально,
и скорбь твоя похожа на остальную,
какой бы ни́ была.

Это не новость –
в топку истории бросать поленья
или человеческую щепу…
Инаковость –
до белого дойдя каления,
для поцелуя подставить щеку́.

***
В сторожке жизнь идёт моя, в острожке –
дежурства сутки засчитай за трое, –
безмерно долог, точно вкус морошки,
день в окаянно-покаянном строе,
в строю бессобытийном – дни, на что вы? –
не балуя, боли во мне, белей,
пока не свёрнут, как листок почтовый,
небесный свиток предзакатной охры, –
замысливший побег и слежку вохры,
разве я сторож памяти моей?

Art poétique

Свет ярче, а детали не видны
в воспоминании сквозистом.
Дед верил истово, что бог войны –
артмощь, хотя и был связистом.

Я с ним всё чаще на одной волне,
но на портрет смотреть неловко…

В небытии почти как на войне.
Вот только что́ ему моя вовне
звучащая артподготовка?

***
Когда Аврааму поклялся Бог
Самим Собою,
Слово – Словом,
пообещав: «благословлю… умножу…» –
и был принят Авраамом залог
за долготерпение веры,
утвердившейся в отрицании смысла
обетования – так, что над Исааком
вознёсся нож,
тогда, вероятно, и зародилась поэзия –
тавтология, самоцель,
круговая порука слов.

***
Ландшафт разлуки. Выпуклая речь,
собою заполняя рвы и ямы,
стирается у края панорамы –
ни удержать, ни вспомнить, ни сберечь.
Вслед голос – глоссолалия вины –
белёсым шлаком оседает оземь.
Глаза разуешь – наступила осень,
да только отпечатки не видны.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *