Антон Очиров. Чуковский

*

как удивляться горизонту
который зрение расширил
как будто девочка на шаре
его вибрирующий контур

и на обшивке самолета
цена ошибки космонавта
и ты не прав что веришь в завтра
оттуда просто смотрит кто-то

границы шрамами на коже
скрывались глохли пузырились
и мы друг в друга так влюбились
что просто выросли похоже

рай появляется нежданно
его пространство блики трещин
мир никому был не обещан
война затянется как рана

где колыбельная для кошки
в прозрачной дымке нежной кроне
и время жизни тем огромней
что закругляется как плошка

ты не найдешь в горячих точках
язык любви с которым дружим
оружие для одиночек
прощай оружие


*


Корней Иванович, вернись скорей домой
Там больше нет Фаины Гринберг ни одной
А если хоть одна на чай придет
То новая волна произойдет

Она зажжет твой древний костерок
Корней Иванович, ты снова скажешь «ок»
Руины кончились, теперь туман войны
мышей с котом и запахи весны

Чу, это Парщиков трясется в бухте Цэ
Опять капустницы застыли в холодце
И русский дом и бедный нежный сад
Так гол, что кажется нелепо волосат

Полковник Васин не приехал за рубеж
Корней Иванович, в стене пробита брешь
Она сияет, как неведомая брошь
С ней каждый на другого не похож

Как будто некого из шума узнавать
У Башлачева есть диван-кровать
Корней Иванович как музыка корней
И море времени шевелится над ней

*


воевать с котом в мешке — шок
на веревочке, на тонком волоске

там завис, качается мешок
белый-белый, словно облака

в облаках все будет хорошо
потому что звезды это капли молока

в форточку влетает НЛО
видимо, готовится к войне

толстый котик ловит муху на окне
и живот его впечатался в стекло

паутины нежное крыло
настоящее, прилипшее к спине


*


нет своей земли у человека —
собственность лишь кража у других
подними-ка, панночка, мне веки:
встретим граждан новых, дорогих

фобос виснет как земная передача
данных, не готовых к песням дня
а подружка из народности апачей
вся кристалл из звездного огня

эх дороги, ночь, каналы марса
вспышки серебром по дну степи
даже в космосе, с которым разобрался
только дружбу пролетарскую крепи


*


слава-слава богу угнетенных
по аллеям загнанным и темным
он проходит, сбивчивый как ветер
и поет как новорожденные дети:

«в жизни маленькой
и пристальной как сон
милый друг горячим ветром унесен»
all the tired horses in the sun
how am I supposed to get any riding done?

как ты светишься, насмешливый, как сом
и глотаешь русской речи нежный сор
сквозь язык-метель, пустотный дом
чей так светел взор незабываемый
в смерти, временем из сердца несмываемой

Вася-Вася дорогой, ты был спасен

спит внизу страны мохнатый горностай
а на солнце спит уставший за день конь
ведь мы девочки, а им нельзя в Китай
безоглядный как распластанный огонь

кто же сможет выпрыгнуть из сердца
чтобы встретить на пути единорога
там невидимая будущего дверца
мы свободные за ней, и слава богу


*


в две тысячи двенадцатом году
вот Айзенберг, а вот Чарыева
там, на рисунке
от Бородина —

страна и жители ее,
и мишура ее
болотной площадью, как фантиками сна:

с тех пор, смотри —
произошла кристаллизация
у времени,
как мякиш хлеба, ватного

но ты скажи по невесомой рации
из детства своего неаккуратного —
что падают со шкафа книги грузные
в них таитянки спят невероятные

что липнет к одеялу кровь арбузная
простая,
с черной косточкой,
бесплатная


*


жизнь, ночи / дни (как её подарки)
падают, словно листья в осеннем парке:
никакой травмы нет —

кто подует на ветки:
царапины там или ранки?

и всё социальное время
выворачивается наизнанку

и говорит: в Ленинграде
уже включили чугунные батареи

а здесь, в Фергане,
как-то чувствуешь смерть острее

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *