***
стихия рыщет по карманам дома,
и шум на фоне лишь сподвижник дамы.
мы на лице её выводим мыслью “omo”,
а “dei” дописывают раны.
она идёт вдоль русских ресторанов,
вдоль лавок стёртых с карт. её обличье
напоминает, кем мы тут не станем,
права наши изящны, так как птичьи.

мы, в пятилетку дважды сгинув, уплываем
под гладь пространства, времени и чувства.
и если видишь листья глаза краем,
не ожидай ни шороха, ни хруста.
улыбка и безумная тревога.
надежда захлебнуться при молитве.
мы обиваем тридцать три порога,
но так и не пройдём калитки.

она идёт, не замечая света,
не замечая, что ребром монета
становится, когда ты ждёшь совета.
она идёт вдоль мнимых ресторанов,
вдоль обещания вернуть или вернуться.
на каждом перекрёстке только прямо
в эпоху, что скончается как Луций.

и шаг её отсчитывает пульс, и
кровь и вода её — пример эмульсий,
и минусы раздроблены на плюсы.
она идёт без адресов, без точек,
не видя обрушений черепицы,
причин свернуть. она тут словно лётчик,
что сразу кончится, как приземлится.

ㅤ

***
Легкомысленной улыбкой
встречается поезд.
Солнце,
я вытягиваюсь во весь рост.
В сонме,
в доме моём, то есть,
поднимают в мою честь
тост.
Он кричит
без меры,
кричит мне что-то.
Оттягчает стрелки
Китона фильм.
Чёрно-белый фильтр,
красной краски гнётом
вдруг залился кадр,
превратился в гиль.

В памяти есть некто,
и Никто есть имя,
вырывая душу
и врываясь в грот,
он кричал мне что-то.
Я молчал,
ведь где я.
Чёрно-белый фильтр,
красной краски гнёт.

Лёгкий звон в округе,
где-то сон ребёнка
ограждают стены
от цепей угроз.

И поверх забытых
вдруг положат тонкий
слой белёсый, словно
его ветер нёс.

ㅤ

***
Священник приподнимает руку. Тихо.
Первая нота концерта скорей не один, но нуль.
Отсутствие звука не избавляет от нервного тика
(нервный тик не исправят даже семь грамм). Патруль
проходит мимо. Открытая дверь впускает
ритм шагов как слепой портье, кому
наплевать кто зашёл, лишь бы дали на чай и
лишний раз не приглядывались к бельму.
Пианист поправляет фрак снятый со стен кельи.
Возраст даёт соврать себе самому
о прошедших днях. Гамма садится на рели.
Художник увидел бога и подхватил чуму.

Витражи в проёмах живо раскрасят вспышку,
извратив палитру. Тогда и взрыв
становится частью будней, привычным лишним,
смыв слезу слезою с лица. Порыв
убежать вдруг приводит тебя лишь в ступор.
И твои сирены не на земле — в воде.
И никто в домах не скупает крупы.
И мы не те, кто устал. Не те.
Пианист вступает, и в новом звуке
проявляются тени. Лицо узнаёт лицо.
Смертность пауз жмёт смертности стука руку,
пока вечность обоих всё замыкает в кольцо.

Создаётся пространство. Однако, оно одиноко.
Как любой атавизм, оно жаждет найти оправданье.
Вода захлёстывает улицу, не желая теряться в стоках.
Я разворачиваюсь, отдавая себя и каре, и манне.

ㅤ

***
были мечты о десятках лет,
но застрелились однажды летом
из-за навета, накинув вето
тряпкой, чей бред есть бордовый цвет,
на все мечты. пожеланий нет.

людно. и тают глаза прохожих,
голос извне почему-то мой же.
и понимание моих “жэ”
видно у них по роже.

сложно. наверное, так и дóлжно.
быть: если можно убить, то тоже
можно найти смерть под своей кожей.
тот, кто крепче натянет вожжи,
перекрестится, вскрикнув “боже”.

в ложе. в ложе сидят устало
те, кому вечно бывает мало.
Анна знала, когда мешала
поездам, притворяясь шпалой.

душа у избитого тела, мелом
выведенного, по асфальту белым.
мы поступали ужасно смело,
топча её цельной, целой.

мы поступали ужасно глупо,
в объятия взяв не людей, но трупы.

и взгляд обрывается на середине.
а гении не творят марины.
не отличить писк мышей от мины.
спектр снисходит до линий.

ㅤ

***
день обрывается как строчка покончившего с собой поэта.
будущие утопленники прошедшего города смотрят за вапоретто.
вода вымерла не выпарившись, но обездвижев.
сгорающий от стыда не умер, но стал бесстыжим.

ㅤ

***
Забытых коней вдоль горящего пластика
простор коридора съедает. Этюд:
и вечность его уподоблена ластику,
и мысль — той дряни, что даже не пьют,
и льётся вода, но всё не выливается,
и в книге зачем-то повышенный шрифт,
на радость багровым глазам всё он мается,
и как-то замедленно падает лифт.

ㅤ

обложка: владимир литынский