стихотворения из разных книг

***
Скользкий кафель, известь цвета
легкого пепла изображают
скрытую ими
стужу снаружи, от стужи спасают,
как от лица чужого имя
или иней от света.
Кто не спит до зари, тот и скажет заря
иглам света в стекольном льду,
не о них, но о боли своей говоря
и о том, как отыскивал сон до утра
мнущий простыни, как в неувиденном сне
мну сухую траву сквозь снег,
и о том, как найду
то, что видел вчера,
то, что видят другие сейчас, –
череду оград
для чужих, для вчерашних глаз,
бесконечный ряд
оболочек ночи – белую розу.
Едкий как время воздух
шевелит ее, льется по венам,
шлет и тленье и шелест,
говорящий о тленьи,
розе, подснежной траве, человеку в постели.

ㅤ

***
Тай, и быстрее, чем снежная грязь,
радость о том, что и радость не прочь,
неприхотливости снега учась,
в белый отлив отшлифовывать ночь,
в милую, снега милей, превратив
небу заметную бедную часть
жизни – по радио спетый мотив,
челку неровную, верность на час.

Тай, раз растаявшей радости вслед
я отвести и не пробую взгляд
от превратившихся в темные лет,
быстрых, бывало, как сам снегопад.

ㅤ

***
Склоненный к ограде стеклянной
не знает: останки ли зданий,
кусты, пустота ли глазам
его не видны. Из тумана
сгущаются клинья сиянья
и тянутся к фонарям.

Незримые вещи покорны
тому, кто тоскует по ним,
тумана оконною гранью
в кресте переплета храним.
Их облика скрытые корни
туда протянулись, где рано

раздавшийся стон заглушен,
к зарытому в воздух покою,
который и им все родней.
Но тает тайник и с собою
тот клад, что в нем был заключен,
уносит за ряд огней.

Найти бы, сиянию вторя,
источник и счастья и горя.

Но жизнью всегда загражден
взгляд встречный, страданье чужое —
прозрачною, прочной, своей.

ㅤ

***
Ничему не нужен навсегда,
но на время годен человек.
Он не дом, но временный ночлег,
место встреч румянца и стыда,

голода с едой, тоски с Москвой,
или с ты – ночным, ночной, дневной,
или просто с оборотом век,
эту ты рисующим точь-в-точь.
Он синоним точный слова тут,
места, где бывают, не живут:
кто зайдёт на время, кто на ночь,
все, однако, по своим делам,
не по нашим, и уходят прочь
по небесным и земным углам
видимых-невидимых квартир.

Так что если говорить про вид,
он у нас всегда необжитой.

Ты, похоже, всех пересидит,
как в метро уснувший пассажир.
Но ему когда-нибудь домой.

ㅤ

***
ДАФНА (2)

Д.

Память, ходи, как по парку прохожий,
хмурься, как злой белокурый идол,
строивший куры сменившим кожу
на шорох листьев и хвойных игл.
Нацепляя то те, то иные очи
искалеченных временем аллегорий,
помни только себя: курил, мол, ночью
на тусклом фоне чужого горя.
Белые вспышки и хрупкие линзы
жалости, давнего счастья, обиды.
Загнанной и бессловесной жизни
оцепеневшие виды.
Вдруг воспоминаний чужих прохлада,
общий шелест, кроме зевак и статуй.
Покачнись, заражаясь слабостью сада,
чем глазеть-коченеть под листвой, под утратой.

ㅤ

***
1

Мы на воздух выйдем,
там поговорим.
Воздух, ты невидим,
как чужое сердце,
и до гроба верен.
Ты, по крайней мере,
будешь рад согреться
голосом моим.

2

Ты весною ранней
в пустоте весенней,
как оно, изранен
иглами рассвета
или голых веток
и перемещеньем
нескольких теней
от прохожих редких,
например, моей.

3

Кто жесток, кто жалок,
номер чьей-то тени –
совесть, чьей-то – страсть.
Волею-неволей,
угрызеньем, жалом
если тень проколет
сердце – впечатленье,
что она всего лишь
часть, его же часть.

4

Пасмурно по спальням,
только кухонь рамы
разом озарились
в населенной нами
каменной рекламе
счастья или зла.
Жизнь моя хранилась
не в моем, а в дальнем
сердце, как игла.

5

И о той, кто плачет,
говоря так долго:
заступи, помилуй,
говорил я, значит:
хоть мою иголку
затупи, сломай.
Но не ты, прозрачный,
а неона жила,
буквами мигай.

ㅤ

***

Эвредика

Снег неизменно ложится вдоль
взгляда, который куда ни
кинь, увидишь замерзшей водой
слез залитые зданья,

вставшие сзади, поскольку взгляд,
что становится твердью
льда, всегда обращен назад,
то есть к владениям смерти,

вдоль деревянных ветвей. Меж век
плещет заплечный облик,
не застывая. Скрывает снег
листья, которыми скоплен

был отражавший собой себя
прежнего жертвенный ворох,
ибо подобье живет, губя
плоть, очертанья которой

изображает. Чредой утрат
чертится образ в узкой
тени, к которой скользнувший взгляд
рвет эту связь. Не узнан,

свет цепенеет в родной глубине
тела чужого. Ветви короче
взора. Их тени ложатся не
следом слезы, но трещиной ночи

в снег или в снегом измятые дни,
в листья, и щель не загладит
ни лживый пар, с губ летящий, ни
свет, умирающий сзади.

***

Счастлив говорящий своему горю,
раскрывая издалека объятья:
подойди ко мне, мы с тобою братья,
радостно рыданью твоему вторю.

Сторонится мое и глаза прячет,
а в мои не смотрит, будто их нету.
Чем тебя я вижу? И нет ответа,
только тех и слышит, кто и сам плачет.

ㅤ

***

Смыкаются веки. Под ними
ни света, ни сумрака нет,
а только беззвучное имя
или невидимый след.

То медленный, дремлющий ангел
блуждает в предутреннем сне.

ㅤ

ㅤ