Правила жизни в современном обществе: информация доступна, недостоверна и требует быстрого отклика; мир взрывоопасен; ничего нельзя сделать. Не то чтобы общество стало таким только сейчас – информационные скандалы, политические кризисы и войны случались и до 2025 года, и до появления интернета и сетевых сообществ. Но именно сейчас выяснилось, что в глобальных критических ситуациях мгновенный доступ к информации и друг к другу из любой точки мира не является инструментом личной или общественной защиты. Каждый день приносит новые страхи новых политических катастроф; обычным пользователям пока удалось на разных языках договориться лишь о том, что никто ни с кем не согласен. 

Естественная реакция индивидуума, попавшего в этот водоворот – тотальное недоверие всему. Точки зрения, множась, доводят до кипения любое пространство дискуссии, поэтому от них хочется отвернуться. Нерецептивность связана и с необходимостью быстро ответить оппоненту: сетевое общение публично, и комментирующий теряет ощущение приватности, виртуально оказываясь на виду.

Недоверие – общее место размышлений о современном обществе. Американский журнал «Дедалус» (4 выпуск за 2022 год)[1] посвятил этой проблеме целый выпуск, который включает статьи об отношении граждан (прежде всего американских, но не только) к политическим институтам, масс-медиа, научным организациям, религиозным учреждениям и др. Доверие в этих случаях является условием нормального функционирования демократического государства, то есть общественной и политической ценностью. Однако общество – собирательное понятие, основанное на договоре участников. Проблема настороженного существования из позиции закрытости и отрицания укоренена в личности.

В том же 2022 году на посвящённом поэзии сайте «Стихи по пятницам» (The Friday Poem) вышла статья[2] Криса Эдгуза о поэзии как способе обнажить идеологию или выйти за её пределы. Последняя часть статьи называется «Поэзия и доверие». Здесь речь идёт уже о личном отношении читателя и поэта. Как же поэзия связана с доверием и почему это может быть важно именно сейчас?

Прежде всего, чтение поэзии уже требует определённой степени доверия. Совершая усилие прочтения и размышления, читатель признаёт возможность ценности чужого взгляда. Ему приходится признать право Другого на существование и решиться исследовать его. Кроме того, поэтический текст даёт адресату надежду осмыслить окружающую реальность, не обязательно обладая информационным преимуществом (которое в любом случае иллюзорно и не обещает универсальной правоты). Как поэт, так и читатель взаимодействуют со стихотворением не в борьбе, а в размышлении, выполняя при этом функцию одного из ключей к его смыслам.

Так, конечно, работает не любое стихотворение. Это объясняется, во-первых, элитарностью, которая долгое время приписывалась поэзии и её автору. Миф о поэте-пророке, открывающем тайные истины благодарному читателю и приобщающем его к числу избранных «нас», всё ещё находит своих поклонников среди первых и последних. Из такой позиции написаны, например, многие тексты Григория Медведева:

Выпало нам, до самой смерти,
каждодневно смотреть на экраны
то с любопытством, то с гневом,
то с отвращением, то с надеждой.
Чаще всего с надеждой.
На маленькие экраны.
Нас, я имею в виду рождённых
в преддверии перестройки,
готовили к этому ab ovo.

(Григорий Медведев, из книги «Ночной редактор»[3])

«Мы» здесь обобщает, то есть упрощает: для того, чтобы стать частью «нас», достаточно родиться в нужное время. Индивидуальный опыт игнорируется, а коллективный навязывается целому поколению, причём лишён реального содержания: утверждение «выпало нам» и латинский фразеологизм придают тексту возвышенно-трагический тон, но упоминание об экранах ничего не объясняет. Стихотворение можно трактовать как угодно или удобно.

Во-вторых, поэзия тоже испытывает влияние перегруженного и агрессивно функционирующего информационного пространства, иногда заимствуя методы воздействия у средств массовой информации или государственной идеологии. Крис Эдгуз называет подобные тексты «поэзией, которая знает»: её нельзя открыть – к ней можно только присоединиться. Так в соцсетях ставят лайк высказыванию, с которым согласны и к которому нечего добавить:

всё происходит на даче во время обеда
я говорю нас всех гонят на бойню
кто тебя гонит куда — (возмущённо, мне) Маша
меня вот никто не гонит на бойню, — говорит Ольга Петровна,
наоборот, я живу прекрасно,
я не перестала есть мясо, но стала хуже его готовить
Ольга Петровна прочитала Кутзее
он написал, что те, кто кушают мясо, не замечают, что
происходит Освенцим
я говорю наш дух томится в неволе это всё прутья
одной решётки
но в общем зачем это всё говорю непонятно

(Елена Костылева, из книги Cosmopolitan[4])

Участники обеда на даче в этом стихотворении с самого начала чётко разделены: с одной стороны субъект, считающий, что «нас всех гонят на бойню», а с другой – его оппоненты, безмятежные и не понимающие опасностей, которые для субъекта очевидны. Заявленная проблема абстрактна: сначала кажется, что речь о каком-то конкретном факте насилия над личностью, однако реплика о томящемся духе уводит стихотворение в область общих размышлений. На протяжении текста в этой расстановке ничего не меняется; каждый остаётся при своём мнении, из чего читатель может сделать два вывода: 1) субъект уверен в своей правоте и 2) есть люди правильные и неправильные.

Условием доверия к поэзии становится как раз её неангажированность, сопротивление декларативности и авторитарности. Но это не единственное условие: необходима и читательская интенция непредвзятого чтения, готовность, возможно, выяснить что-то новое. Важно понимать, что позиция доверия не подразумевает согласия с текстом и/или автором – это, скорее, согласие на вовлечённость, интеллектуальную и духовную работу.

Такую работу мотивируют тексты, уходящие от заданности – скажем, с помощью фантастических сюжетов (их многократно воплощали в своих стихах Елена Михайлик, Анна Гринка, Юрий Смирнов, Станислав Бельский), языковых трансформаций (здесь можно упомянуть Любовь Баркову, Варвару Недеогло, Егора Зернова). Они вызывают в читателе продуктивную растерянность, не только уводя его из реальности готовых ответов, но и подвергая сомнению привычные способы восприятия:

Когда в порту ошвартовался
«Летучий голландец»,
Мы в радостном предвкушении ёрзали,
Места себе не находили,
Шушукались в подпольных кофейнях.
Голландцы! Мёртвые!
Ещё пару дней — и они выйдут на палубу! Принцы
смертельной отравы, носители струпьев и живописных
лохмотьев, разносчики оспы и вот той редкой, забыл,
как называется, когда смех до смерти вперемешку
с кровавым стулом.

(Юрий Смирнов, из книги «Старосветские сканеры»[5])

Приведённый выше отрывок создаёт странное впечатление противоречия между абсурдностью описываемых событий и доверительностью тона. «Мы» сложно идентифицировать, но это явно не авторитарное «мы»: повествующий делится своим опытом, не пытаясь его навязать. Читатель остаётся с текстом один на один, имея возможность самостоятельно решить, верить ли в рассказ о «голландцах», воспринимать их иронично или как-то ещё. Этот рассказ позволяет, по крайней мере, опираться на сюжет или свои знания о «Летучем голландце» и его историческом контексте, в отличие от стихотворения, цитируемого далее:  

капли лица.

всё каплица и каплица 
на плотные поля, 
нелевидная. 

как снимешь лицо, 
то ся и впитает 
в листную гладь. 

(Любовь Баркова, из подборки стихов в журнале «Флаги»[6])  

В тексте Барковой отсутствует сюжетная линия; он существует в превращении, осторожном движении фонетики, морфологии и синтаксиса за границы лингвистической нормы. Чтение таких стихов – процесс узнавания и раз-узнавания, в котором элементы известного языка отчуждаются, и намечается новая языковая система, становление которой определяется автором, текстом и реципиентом. Более того, становление может никогда не завершиться, поскольку некоторые смыслы проявляются именно в переходном состоянии. Не-окончательность и является залогом доверия, даже когда новый язык заявляет о себе более непримиримо, как в стихах Варвары Недеогло («хочу облиѯать отражение чтобы оно исчеԅло / хочу облеɝать / слиԅать / слеɝать / слеԇа / слеꙃа / ‡ь / вылиѯать / вылеԇать / хочу / в этом несчастном проклятом маленьком городе / вылеԅать в этом несчастном проклятом маленьком городе / облеɝать в этом несчастном проклятом маленьком городе»[7]).    

Эта статья не имеет целью привести исчерпывающий перечень поэтик, в которых человеческий субъект в текстовой реальности умалён, и его роль ограничена трансляцией наблюдений или эмоций. Последние три года произвели, в том числе, множество текстов, в которых проживается всевозможный эмигрантский опыт из различных состояний субъекта в новой географической, социальной и ментальной реальности. Этот опыт уникален и имеет двойственную природу – экзистенциальную и психолингвистическую, что исключает механическую солидаризацию с ним, как и с фантастическим или языковым письмом. «Странность» поэзии, безусловно, усложняет чтение и утомляет реципиента, если он ищет в ней авторитетности, к которой сможет примкнуть, чтобы не чувствовать себя одиноким и неправым. Но, странным образом, разобщает именно поэзия солидарности, поскольку поляризует реальность. Напротив, поэзия, «которая не знает», оставляет пространство для доверия между автором и читателем, поскольку истина в ней не является единичной и окончательной и содержится не в тексте, а в отношениях автор-текст-реципиент. Более того, такая поэзия способна восстановить доверие личности к себе, необходимое для её сохранения в мире, где, кажется, никому нельзя доверять, и для сохранения самого мира.

ㅤ

---

[1] https://www.jstor.org/stable/e48511499?fbclid=IwY2xjawJE041leHRuA2FlbQIxMAABHW6lIXJvcqua8Y07LDwypymUIZmdfDUtmmBa9Ta5RUZuxLwJd94O7zDwJw_aem_Smg8SPHNMPKviqBhWcSU_Q

[2] https://thefridaypoem.com/spender-poetry-and-ideology/

[3] Ночной редактор / Григорий Медведев. — М.: Издательство «Наш современник», 2024. — 55 с.

[4] Cosmopolitan / Елена Костылева; предисл. Д. Бреслера. — М.: Новое литературное обозрение, 2023. — 160 с. (Серия «Новая поэзия»)

[5] Старосветские сканеры / Юрий Смирнов. — FRESH Verlag, 2024 (Германия)

[6] https://flagi.media/piece/179

[7] Варвара Недеогло. Русские девочки кончают свободной землёй. — Краснодар (Красноярск): Асебия, 2023. — 192 с.