***

я сижу на полу, начинается невыносимое нытье моего мозга, который досадует на излишнюю концентрацию. лодыжки завернуты внутрь, а их боковые косточки больно упираются в твердь паркета, шея устала держать голову, глаза устали смотреть на рябь перед ними. пальцы с отросшими ногтями пытаются зацепиться за плоский квадратик, чтобы поднять его, но никак не могут, и просто скребут доски. инструкцию не приложили. хочется остановиться, отдохнуть и перестать думать о будущем, но увидеть картину целиком хочется еще сильнее. поэтому я сижу и подбираю детальки. мне уже даны четыре опорные точки по углам, поэтому я нашла хорошую тактику: двигаться от углов к центру (так проще, необязательно сразу определяться, выбор будет сужаться только к середине, а пока можно заниматься всем и одновременно). хорошо у меня собрана только правая верхняя часть картины, что-то конкретное уже начинает вырисовываться, но оно безнадежно упирается в тупик, а я лбом – в пол.

я совершаю земной поклон перед своей недоделанной работой. закрываю глаза, но в темноте еще плывут пестрые мазки. все запуталось, покинуло свой первоначальный пост. от горячего дыхания в пол становится жарко. я хочу воздуха. постепенно возвращаюсь к жизни, поднимаю веки и перевожу взгляд на нос. по глазам проходит болезненная судорога – это цена прозрения. двоящийся мир предстает передо мной во всей своей ясности. я уже смотрю не на нос, а на выпуклую с трех сторон деталь, которая по рисунку должна оказаться в правом верхнем углу.

***

недавно некий человек с образованием психотерапевта сказал, что я сангвиник с элементами холерика. я (без образования) считаю марину ивановну цветаеву холериком с элементами сангвиника. мы с ней идеально скрепляемся пазлом, и я радуюсь, что наконец приблизилась к целостности.

марина ивановна сложная соседка. она истеричная; она всеобъемлющая, надрывная. все ее тексты переливаются через край, на что жалуются жители нижних этажей. в “сонечке” – через край любви и жизни, в стихах к рильке чересчур горечи и надежды, в стихах к але – нежности, в любовных стихах – всего и сразу. ее поэмы, обращенные к предметам, выплескиваются из бортиков ванны, а сказки мокрыми пятками бегают по квартире.

слова в лирике цветаевой никак не могут усидеть на одной строчке, они все пытаются встать со своего места и убежать, они рвутся в центр и постоянно толкаются. цветаева выстраивает их в ровные ряды, но они все еще взволнованы и сохраняют стремление к движению. часто цветаева не выдерживает и перерезает им глотки, оставляя на месте окровавленных трупов многозначительное тире. это тире заставляет читателей каждый раз устраивать секунду молчания в память о погибших.

события у цветаевой тоже дерутся за звание центрального, событийный ряд невероятно насыщенный, действия идут внахлест, нет ни одного свободного просвета. у ее текстов огромный режиссерский потенциал.

слава богу, цветаева – женщина. это позволяет слиться с ней по совести и без стыда. ее вопиющая женскость пробуждает во мне что-то святое. вдруг хочется себя любить, не позволять кому-то посягнуть на себя и просто быть женщиной. хочется вдруг реанимировать свое тело, которым однажды несправедливо воспользовались и которое настрадалось из-за предрассудков о внешности. но, с другой стороны, хочется всем предрассудкам соответствовать, хочется получать цветы на праздники и вступать в отношения с полом чуть менее прекрасным, чем женский.

цветаева точно знает наизусть правило, что после русскоязычной приставки сверх- пишется не неудобоговоримая буква ы, а лаконичная и. это ее любимое правило. она стремится ко всем словам с приставкой сверх-, она вся про слишком. сверхэмоциональность ее текстов помогает мне испытывать те чувства, которые я не смогла бы испытать в реальной жизни. она заставляет сначала пробежать длинную дистанцию, а потом взять в руки шест и без устали прыгать в высоту. она мной манипулирует, ведь после “стихов о москве” хочется без конца молиться и есть просфоры, а после цикла “п.э.” сильнее всего на свете хочется влюбиться. цветаева раскачивает и требует чувствовать что-то большее, чем середину. это не очень здорóво, но цветаева в целом не про здоровье. она как опознавательная зарубка на дереве, к которой всегда возвращаешься, если заблудился в лесу. я часто теряюсь, но каждый раз возвращаюсь к дереву, трогаю его израненную плоть и знаю, что я дома.

***

на сборку этого пазла, от которого я отвлеклась, пока рассказывала вам про дорогую марину ивановну, уйдет вся жизнь, но одна его деталь уже точно нашла свое место в правом верхнем углу.