ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Мне не раз доводилось переживать прощание с братьями, прощание братьев друг с другом. Вот и теперь, в эти страшные времена, я то и дело прощаюсь с братом: в мире, в войне, в самом себе. Эту поэму я посвящаю другу Роме. Но у меня два друга Ромы, и я не знаю: может, эти стихи обращены к обоим? Кто здесь говорит сам с собой, а кто с братом, кто жив, а кто нет, — я не знаю. Посему да будет так: брат мой, читающий эти стихи, — знай, что они написаны с молитвой о тебе. «Имеющий уши слышать — да слышит».

Москва
Август 2023

*
Мой добрый, мой хороший мальчик Рома,
ты будешь дома — я не буду дома,
и никогда у нас не будет дома,
а будет много, много нас у Бога.

Мой добрый, белый, первый и последний,
господний, бедный, вечный и мгновенный,
я так боюсь отчаяния злого.
Скажи ещё хотя бы слово. Слово.

Мы заживём и станем неизбежны,
и с нами будет Бог, большой и нежный,
и музыка сойдёт с ума над нами,
над нашими ужасными домами.

О, где же мы? Так пусто, так темно
моей души безумное окно.
Мне кажется, ты вышел из него.
(Я тоже, тоже выпал из него.)

*
Мой маленький, мой младший нестерпимо!
Услышишь ли, как плачет Прозерпина —
беспомощная женщина у входа,
куда тащили тощую свободу?

Несут еë, и суетится тьма
свести с ума, разъесть меня дотла.
О, как меня измучила зима.
Но эта боль одна меня с-пасла.

Покуда сердце ласковое ноет,
я покрываюсь язвами и гноем,
я весь гнию, — но смерти нет конца,
но от тебя ни вести, ни словца.

Мне больно, больно, я гнию безумно,
вишу слезой над сумрачным рисунком.
Предрешено, что завтра будет бой.
— Я в нём умру. Где встретимся с тобой? —

*
— Мой горький друг, мой долговязый труп,
я весь тебе, я на руках вокруг —
в твоих обезображенных руках
(— Ахилл в воде и Леда в облаках —).

Тебя крадут — и ты крадёшься вспять.
Гугнивый бес желает нас разъять.
Желает нас смешной военкомат,
вместительный красивый автозак.

Но ты гниёшь, и я гнию-пою
бессовестную песенку мою
весёлой кровью — смерти на краю.
Одно я знаю: завтра быть в Раю.

А не в Раю — так где-нибудь ещё,
где милосердный Бог не запрещён.
Так я рыдаю у церковных врат.
(— И что ты мне ответишь, добрый брат? —)

*
— Что я тебе скажу, мне не вмени в вину.
Я больше не могу ни в горе, ни в гробу.
Тебя не обману. Себя не сберегу.
Пою на берегу и падаю в траву.

А в золотой траве — червивые слова,
в пробитой голове растения — война:
стрекозы и жуки, завхозы-мотыльки.
(— На выстрел от руки себя прибереги. —)

Ещё приговори в конце меня — к себе,
гори во мне — везде, веди меня — к беде.
Мой-бедный-бедный-брат, мой-долгий-человек,
когда я был неправ, ты брал меня наверх.

Я твой бумажный брат. Я сам себе дурак.
Возьми меня вот так. Ещё со мною ляг
вокруг и поперёк — навеки — у реки.
(— Господь не уберëг, а ты — убереги. —)

*
— Всё сберегу, мой маленький, мой добрый,
ты предо мной всегда — живой, подробный,
о мальчик мой, о ангел мой родной,
я здесь, с тобой, здоровый и больной.

Среди миров, в зиянии кошмара
тебя всегда мне будет мало, мало.
Покуда ж жизнь меня не доломала,
я буду у тебя — и смерть, и мама.

Как ласточка слепая выпадает
из гнёздышка во сне — и погибает, —
так боль моя случайно нарастает.
Мне кажется, такого не бывает.

Но ни о чём не плачь и не жалей.
Мне имя твоё нежное милей
отчаяния выжженных полей.
(В нём ладан, смирна, злато и елей.)

*
— О, нежный мой, как сладко петь с тобой
над вечно беспробудною землёй
не у себя — у Бога на руках —
нетленный пепел, несравненный прах.

Ты знаешь: наш Отец с-пасёт овец.
Не уплывай от нас в один конец,
а лучше оставайся с нами здесь —
над куполом измученных небес.

Когда вернёшься, я тебя возьму,
всего тебя руками обниму
и не отдам навеки — никому
не дам тебя. Не уплывай во тьму.

Побудь ещё. Поговори ещё.
Подставь плечо — заплакать горячо.
(— Когда в твоей руке моя рука —
к чему тебе поганая река? —)

*
Но брат плывёт, но не сбавляет ход
(который год) войны водоворот.
Он из него воротится вот-вот.
Ему не поздоровится. (Вот-вот!)

— Мой миленький мой маленький родной
побудь со мной родись ко мне больной
не сгинь войной любимый дорогой
нам гнить с тобой нам плакать над тобой.

— О как меня изгадила война
я ягода поганого вина
я весь гнию я весь дрожу-брожу
и ничего уже не расскажу.

— О маленький скорей сюда танцуй
во мне твой хуй твой горький поцелуй
твои мои последние слова
мы ужас мой мы красная трава.

*
О мой прощальный брат, о терпеливый прах,
возьми меня вот так, в траву со мною ляг.
Отчаянье моё и чаянье моё,
сойди со мной в овраг, где мрак и вороньё.

Мы заживём в Аду, пережуём еду,
перегниём во льду — и я к тебе приду,
когда заговорит весёлая вода
и Фаэтон сгорит, растает без следа.

А мы за ним бегом. А мы уже везде:
бумажным мотыльком, рыбёшкой на кресте.
То вольные хлеба, то водное вино —
роскошный виноград сосёт народ-урод,

и уж ни тьмы, ни зги в разломах облаков.
Господь, прости, расти, мы паства и улов,
мы манна и туман, мы братья и река,
что умерла от ран во снах призывника.

10.–12. VIII. 2023

обложка: варя наткина