***
завтра тоже хватит на портвейн
на вечерний воздух и луну
я бы уходил по картам вен
я бы взял с собой тебя одну
рельсы под подошвой дребезжат
будто рады или влюблены
где-то дозревает виноград
а над головой рубец луны
в черном небе отраженье сна
где меня засыпет черный снег
только ты бы шла со мной одна
только снега не было и нет
я внутри заплеван как подъезд
с выбитыми лампами шпаной
где осколком делают надрез
и смеются над твоей луной

***
чем ты маялась в этом мае
начинающимся на бледно-
ездят новенькие трамваи
в серых тропиках корабельных
как там франции и мальдивы
вместо жадной жары июня
в диких джунглях густой крапивы
в сне с трех ночи и до полудня
в днях сменяющихся как лица
эскалаторных незнакомцев
мне уже ничего не снится
и давно не о том поется
ни туда ни сюда идущим
не терявшим и не нашедшим
только что-то всегда в грядущем
только слово любовь в прошедшем

***
куда тебе женечка в эту рань
быдлан в электричке играет дрянь
обложки на паспорт кому нужны
поэты сегодня кому важны
под солнцем какой-то нелепый вяз
из весты на улицу льется бас
и каждый прохожий то черт то бес
я только случился уже исчез
вокзальная сутолока возня
горчащий обрывок дурного сна
обложка без паспорта и стихи
без точки в конце строки

***
помнишь, как оно бывало,
все горело, все светилось,
вдоль московского бульвара,
над водой невы носилось

все, как лепесток, простое,
чем-то светлое, но все же
разрезающее вдвое,
и буквально, видно, тоже.

и я был тогда сияньем,
рассыпался на осколки,
просыпаясь утром ранним,
недописывая строки

о том облаке над бездной,
о безмолвном и безличном
у двери в твоем подъезде,
и об этом пенье птичьем.

но теперь в тех ночах летних
не могу найти я места,
в месяцах моих последних
ни сюжета нет, ни жеста,

не тебе — воспоминанью
я пишу все эти письма,
чем закончить их — не знаю
и запутываюсь в числах.

будь тогда той летней ночью,
нелюдимой и безмолвной,
фотографией, но, впрочем,
вся картина будет полной

лишь тогда, когда я стану
на тебя чуть-чуть похожим,
на сияние, на рану,
на тоску в глазах прохожих.

пусть слова не те, что раньше,
петербург сменила область,
я шепчу себе «шагай же»,
я разглядываю пропасть,

из которой видно небо,
что куда-то закатилось,
помнишь, как я раньше не был,
все горело, все светилось

***
проснешься, заваришь кофе, пойдет на круг
пластинка, вчера надоевшая нам, из рук
выпадут ножницы, утро наполнит грудь,
позволь доиграть мелодию и забудь.

и это проще, чем ждать от меня вестей,
чем слышать от ветра больше, чем от людей,
сколько же общих черт у меня с отцом
на тех фотографиях с вырезанным лицом.

скоро наступит лето, как в песне той,
страшнее бабая, съежится под иглой,
но вслушайся в шелест листьев, пока я сплю,
пока он умеет еще говорить «люблю».

***
сформулируй меня
человек из времен автотюна
из обносков эпохи пусть бьется неведомый свет
я такой же как ты
исчезающий отпечаток
от нагретого чаем стакана на черном столе
расскажи мне о детстве чужом
чтобы я в него верил
о надежде и первой любви
я уже не могу
потяни нас с собой
обреченных
заведомо павших
одиноких досрочно
в свой всепобеждающий рай
мне ни драться с тобой наравне за всеобщее чудо
ни подставить плечо
ни направить копье на тебя
я могу лишь идти позади
повторяя дословно
твои песни о мире
в котором мы больше себя
пой танцуй и живи
за меня
и люби за меня
пой танцуй и живи
больше некому и не по силам
по железнодорожным путям
в чем-то розовом или блестящем
ты идешь
ты живой
ты живой
ты один на земле 

ㅤ

обложка: маша гусарова