Даниил Провалов. Долгого счастья

////

Я подарю тебе труп света, окоченевший тяжестью
Незнакомых улиц, который
Больше не будет давить твои шаги как огромные
Виноградины, не потопит алкоголем смешанных часов невидимость
Твоего лица, в любом шуме
Глаз и машин не различит
Слово, что начинается одним и заканчивается
Другим языком, не утонет жаждой за параграфом жалюзи,
И если увидит горы,
То только растущие внутрь,
Режущие диафрагму, как молочные зубы режут
Мягкие морем дёсны
Улыбка средиземноморья, распускаясь
Над продрогшей балтикой не заметит
Маленький труп на руках у ветреной индустрии
Придуманных парков, а с внутренней стороны
Голоса городам сделают операцию
Миллиард незнакомых. И пока мы с тобой
Будем стараться понять,
Где мы, где нас нет, мы услышим
Комканый запах плода
С прорастающего
В небе тихого дерева

////

обожённое горло при
ветре не пахнущим свободой
не тот голос путается в заросли лет
не то тело мерцает на эскалаторе
не тот привкус прошлого счастья
только снег реален
только наши сны у пропасти пробуждения
донкихотствуют мгновенным лабиринтом
в бесстрашном воздухе
опьянение наизнанку
только зима не узнает своего отражения
только города меняют время
только пиксельный шторм подменяет кровь
только время не видит
точки опоры
только мы в ожидании спасательной сатиры
только комнатки голосов
там где пепел рифм со снежинками нужду речи
не даст материнскую нежность
опережая
индустрия ходьбы в монетизации сумерек
бьёт к литургии в разбавленной теплоте
наших липких движений
и механики пульса
ты бы смог без страха
разглядеть обратную строну
рассвета
где-то первую
тишину?

////

Свет очертит границы осколков памяти
Чтобы временем отразились
Все те, с кем мы лежали обнимку
Чередуя пороги сознание направляет
Туман отражения, стены комнат
Заброшенные в пространство, и наступающим
Счётчиком глав никогда
Не написанной книги воздух без цели
Перебирает вечера, как карты таро, неразменный
Останется сумрак, и ненужный Овидий
Снам приснится прозрачностью
Наготы и лукавым покоем в небе —
Так взлетает потерянный
Без корней безымянный, но поймавший
Память
Осколок часа

////

Ты ещё видишь невнятное крушение
Над бегом в звуковой дымка
Зыбкое время глотает ошмётки плоти
Бесхозное создание на скрученной
Стали сосен вынимает горизонт из гущи
Крыш как сигарету
Нет расстояния в тёплом звуке
Кафель и линолеум душат или
Бьются в открытое над сдавленном
Дыханием двери в омуте кислорода
Аэропорт? Без указания
Камеры в руки где баррикады и неоновые мальчики революций
Кровь у отцов на глазах пули спасатели
Давка без выхода в полдень изнеженный
Ревом густой артериальной засухи, мякиш свободы затравленной
Кем? На виду у плесени книжной
Хотя-бы правдой воздух
Кричит ли? Настежь
Верёвкам системы крутого неба где нервы
Как червяки без почвы
Что родит наспех и аподиктический
Носит слона на руках осы вьют зеркала
Новых слов в толчее время временем времена
Похищающе прозорливо
Кал и воздух набитый закатом?
Бег без кроссовок стены без надписей пустота
И мы на причале, веет
Весна без и над
Комкая мячик-сон
Ты упал на страницы
Экран
Наступает лавиной яростно отдых
Невезение? Путь?
Поступает пространство
Излюбило сгоряча по кромке степной холодà
Небывалого чувства родительный
Падеж без продаж на полёт
Сумма сухих причастий
Где колышется плот как на море
Мёртвом от вытяжки данных размеров и кофе
Растворившим созвездия
Переход
Конец всё не может подняться
Мусоля запах дождя и гитары
Ты подвёл и слетел
Где размыто
Иди
Наступай на неразорваность дорожи
Бичуют неравный рассвет в голове уплотняя
Творение безрукого борсука перезвоном в азан
Растяжимо в предчувствии солнца со льдом что потребует
Как накрутить беличий бегом по суставам захламлённого Нигдрасиля
По договору?
Сбитой как дрон капли причастия и полёт
В излишнем сиянии раковин наступай
На фантик цивилизаций где без коня не прожить
Бьётся горами голыми от метафор
Гнездо перекошенных вен
Принося непрожитый вторник чего-то рождения
Так закрываются буквы
Забором щетинятся скверы
На распев продолжая ход
Непрочного боем дебюта
Иди ты chez moi
В итоге не ставшего
Мной? Written
Как говорится I have
Broken kraaa by good hear не излюблено
Done

////

Давно не виделись демон «я ненавижу
Себя», ты подкрадываешься из под угла
Подушки, острова утра, плиты
Где я готовлю себе завтрак, во время
Фильма, во время прогулки от станции, во время
Беседы, на остановке
Автобуса, вечером после в доме, в музее,
Ты проникаешь в улыбку и кривишь её лёгкой
Молнией, ты всегда
Колкий и памятливый, ты достаёшь громкий
Разговор в библиотеке, нелепый возглас,
Глупую шутку. Где
Ты живёшь в моём теле?
Изучить бы твои
Кротовии норы, узнать бы твою
Фантомную временность, демон, быть может, ты змея на запястье, и ты не знаешь
Как бытие растворяется между толпы, как блестит
Электрический свет на металлическом кране, как стеклянная дверь
Отражает меня, как бездомном в отеле вечер
Ночь уплотняет и шаг
Готов во внешний
Мрак провалиться, где ветви
Ещё говорят языками Гёте.
За какую нить ты держишься в
Моём сознании, корча плетённую завязь
Событий и лиц, такую
Системную смесь. Я побуду
Сейчас без тебя, на границе окна
Луна не наступит сегодня, где я промежуток, та
Выемка между страниц, без страниц
Я побуду с пространством куда
Ты уже не подступишь

Ведь уже не тебе горсточкой языков
Меня вытаскивать в люди, усни
В твоём ворохе встреч
Не моих. Беспробудно
Сбившись в айсбергах сгинь. Так шаманы сквозь город
Ночью не дёрнут меня,
Кто на береге Арионом
Без мыслей, быть может, быть может
Остался.
Я без Энея
Шуткой тебя обниму, отгоню
Как лёгкий дымок от окна перед утром не наступившем
От всех тридевятых голов
Всех слишком сбывшихся утр.

////

Мы виделись там где свет
Прорезает блестящий лёд
Крылья крылья — и смех
Детей — такой черноты
Что в мире не
Бывает. Видел плату в воронке сквозь
Сердце, Ты шепчешь? Кровь
Требуя солнцем. К чему?
Покой на прозрачных качелях. Путь
Мой петляет ещё
Между метро и табачной, вестимо, время
Созданное не так.
Что за черта над снегом? Ты
Рассказал высоту, и двоишься
В бездне и в сердце ты, подожди
Крылья, крылья, мой возраст
Опередил, без по кромке талых
Местоимений, и в сосне застревает
Краешек ночи, ты фактами рубишь
Комнату где время давно
Расплескалось, и ты подобный сну над клинописью
Смотришь на руки и
Тела полёт ты видишь?
Где же граница сна, гильотина подушки? может
Обойдёмся и так? «Могу ли видеть
Тебя?» — говорит Арджуна, наспех
Собранным днём, войска наступают, пандан,
К ним не подойдёшь ли, солнца копье, не вынешь ли ты из света?
Крылья, крылья, не сбывавшейся черноты.
Может быть, ты в лесной ели?
Может быть, ты танцуешь над войском?
Ты танцуешь границей, ты
Боль вынимаешь радостью, словно
Меч на кончике света,
Мяч распустившейся маком!

////

«Зачем торопить конец» — ты всё спрашивал на изнанке
То ли кухни, то ли смартфона, теребя недопитую
Рюмку, пока пальцы окольцовывали города
И рвалась родильная оболочка
Сна, как всегда, забываемого, и расходились
Дороги пришедших к твоим словам, и улов был обилен, так
Начинались субботы, и засыпали под утро
Все окрестные хироманты.
Ты покажешь мне новый фильм
Распыленный в искусстве раскрытых листьев,
Сквозь траву на границе
Проступает медленно осознание, и ты, наклонившись,
Пальцами чувствуешь тень на разрезанной тишине
В которой кажется грохот. Эпоха наискосок
Прорезает деньгами стены, пока диктатор
Диктует стихи писцам, удящим свою Илиаду, цеди
Свозь порезы-дороги словарь неразбуженных истин
В городе ста миллионов глаз и фехтующих рук отдаление
Тени дыхания, впереди только вызов
Такси и гранатовый сок, неизбежная ловкость последних различий
Между тобой раскидистым духом, жрущим
Тени библиотек, до которых ещё
Не доплыл этот тёмный колумб ощущений, так мы валимся в небо,
Предчувствуя час работы, когда
Начинается засуха ночи, распятой древними голосами, что тоже
Пришли послушать наш спор,
Увязающий в беге причастий и превращенный море
Взгляда иконы, забывшей свой
Божественной гендер в полете страны-струны, что исказила
Мебель, руины, и голос над жизнью в квартирах, крестившихся глубиной,
А ты всё напоминаешь: тут не Нью-Йорк, не Париж,
Тут осколок Москвы, распустившейся дрожью,
Пронзающий диафрагму, не собран
В теле живой арлекин, который никак не припомнит
Дорогу к господским
Замкам среди мостов
Безнадёжного капитализма над лампой.
Так посвяти, покури, и возможно измена
Нам, как Давиду, простит
Все грехи поколений, и что то, что было
Забыто не нашей душой, обернись
Там развалены горы императива, и страх
Гильотины окна над двенадцатым этажом потерялся на время,
Ты что-то
Сказал под набеги музыки гулко-пьяных богов,
Где весь город, разросшийся в три страны
Безнадёжно кивает прогулке и мы, как Алиса
Падаем в неизвестную ночь не того шекспира, так море смывает следы
Нашей памяти, и растёт
Первобытная сцена, где наш взгляд прокрадётся,
Забудь страх высоты,
Ты мне шепчущий тысячи ты,
Ты стоящий с бокалом
В плотную… 

///

Расскажи о том что ты видела в свете
Замешанном в искристый холод мартовских ид
Где кровь всех твоих цезарей как вязкое
Хлюпанье часов (секунд?) в ординаторной
Где плотность стен не разбудит
Испуг в глазах миллионов звезд или
Окон спальных районов
Где кто-то без сил падал
И вино проливалось в сугроб, когда
Тени зданий ещё казались
Скалами Одиссея, голенями Люцифера
И свет проносили по каплями, что-
Бы кормить заблудившихся голубей
И провода разрезали небо, быть может,
На сегменты твоих ощущений, путь
В топчущейся индустрии вертит
Кто-то как жезл гимнаст
Расскажи что ты видела в токе других закатов, каких
Богов провожала вдоль недопитых
Небом каналов и острова
Возникали на карте всегда в непохожем
Архипелаге, боги
Появились на кухне в отражении искр на кончике чайной ложки
В скрипе двери по вторникам, в крике
Детей на площадке, куда мы уже не вернёмся, разве
Что только с вином прорезая
Ткань невозможной субботы
Расскажи о том, что ты видела в ветре
Собирающим города, как прыжками ты собираешь
Классики на асфальте,
Чертящим странный цветок узором циклонов, как
Пар изо рта, когда лёд ещё крепок
Расскажи что ты видела в небе, где никогда
Недосчитаешься самолётов
Расскажи, расскажи, я опять
Слишком много сказал,
И кажется снова
Забыл где кончается Ты

///

Твоё море мне было виной до последней
Глубины глаз, когда солнце пробивало насквозь
Апрель и затем так нежно
Царапался дождь, и ещё,
(Всё ещё) не говорили мы
Что не мы умираем, и не по нас рвётся
Кровавый огонь. Так рассекает чьё-то
Созвездие на побережье сорвавшийся метеор, и каналы
Отражают весну, как они отражали
Ту «бесхозную» осень.
Но вечерами меня
То море (голоса или глаз)
В непонятном глаголе
По-прежнему.

Так начни, так начни
В океане огонь зелёной
Мигает дрожит не романный размах
Руки (не) разбившихся
Улиц, волны
По-прежнему что-то
Не то вяжут между камней
Заплетаясь весной, её северным
Гадким огнём во мне, чередуя вокзалы
Когда даже слезы, как дождь
И погоня, погоня.

Мне ли впервые фен-
Никс рвал надвое бытие сквозь зелёную
Боль гор не ви-
Данных тобой, ночь надевала проспект
На мою непокорность
Вокзала не письменный
Лепет у берегов, пробивался сквозь лепет
Звезды где сказала
Ты мне учиться, ты
Как дитя и сама
Летела за светом не чуемо ветер
Где-то бил паутину блеском равняя тишь
Всего что я знаю свет
Мы учили ли как партитуру
Но вал шёпота наступал и тени
На стену сдвоенным так
Что слова расходились.

Забывался ли город, реки
Единожды верным рассветом, время
Мне секло имена в дико-
Двойственном небе, Пруст
Был без косточки в танце.

Сезоны бессменных прости восставали над каждым ушибом
Поцелуев как диски
Атлета смотрящего из
Глубины всего полдня
Где сафари, и голод ведущий иерусалимы
Недозрелое небо пытал слишком ясным
Богатством, комбинацией карт, рокировкой колец
Всех бульваров и улиц, концерт
Где по нотам ломался сон
И сходились со всех
Сторон слишком нужные гости.

Но и платья объем, но пульса разбившейся
Бег рождались ли в вы
На обломке
Метели, пурги не моих словарей
Соловьи не предчуяли
Как страницы метнувшейся
Моего не распитого счастья
Учись
Ты сказала
У звезды ты сказа
Последней разомкнутой крови
Непонятного ль
Долгого
Счастья.

///

…И перспектива разветвлённой стрелы больничного коридора
Где когда-то взлетели аэропланы, где
Ты меня приголубишь. Весна на периферии
Едва машет расплавленным крыльями, клык неба скребется
Об тягучую кровь, расположение, которой забыто
Даже всеми суфийскими блокпостами.
Кто же расскажет, пока звезды разлетаются в бильярдной
Партии, о смещении плиоцена
Плейстоценом в стихах, и о крохотном беге
Тектонических плит по лабиринту нервов
И вен, направление ветра безвыходно
Потеряно в сутолоке компаса комнат. Так нарастает вызов
Спрятанных в будущем солнц, и артикуляция жанра горной
Цепи губ тонким листиком вмешана в помесь
Времени года, пролетают высоты в пении электрическом
Птиц, в их ризоме, нам краешек
Оставляет фрегат окна, куда уведёт
Одна ниточка пения — снова зелёный
Оползень царств, что нас ожидают во вне.

///

Стивен Дедал стоит на мосту. К мосту
Подходит почаще дикобразов.
Что хотят они от Дедала?
Может быть, они хотят разместить клочки мира на своих иголках?
Но Стивен Дедал говорит им, что уже Никакой новый мир не наступит, так что не получится
Раскромсать старый мир ради нового, что этот мир
Уже и до сих пор постоянен.
Дедал подбрасывает в воздух все приставки -раз
Они превращаются в чаек и летят над рекой,
Как белые бумажки разорванного не им письма.
Справа и слева и снизу, но не сверху раздаётся музыка
Но и дикобразы и Дедал глухи к музыке,
Поэтому они ничего не слышат
Волны света бьют их по глазам, потому
Что они, волны светлого свет, помнят открытие Леонардо, что свет
Поглощается взглядом, а не излучает его из этого, похожего на огромную,
Геливую, раскалённую звезду,
Которая, утопила бы нашу Землю, Терру и Гею в кораблекрушении
(В котором, без сомнений, сладко тонуть)
В каком-нибудь фантастической фильме,
Глаза.
Но у земли уже был Магеллан и индонезийские море-
Правители, и Спасатели Малибу, так что никакой
Новый Магеллан уже — без надобности.
На юге и востоке (может быть,
Западе) вскипают,
Как китайский чай, войны
И дикобразы, окружают Дедала,
Хотят поговорить о геноцидах, а Дедал
Только смотрит в искрящейся поток воды,
Но уже без всяких мыслей о суициде.
Он начинает смеяться и, хотя у него нет слуха,
Напевает песню о канатоходце.
Дикобразы в бешенстве шипят и покусывают
Дедала за первый слог его имени и всё хотят
Говорить о геноцидах.
Дедал на мосту прыгает
И танцует по шипам дикобразов в кровь раня уже босые ноги
Дикобразы в смятении превращаются в шахматные фигуры
И становятся в эндшпиль партии Карлоса
Магнусена с Гарри Каспаровым.
Но Дедал не умеет играть в шахматы,
Он переустанавливает Касперского
Вселенной.
Но вдруг понимает, что это старомодно,
А дикобразы охваченные багом (он же один из богов)
Системы вибрируют в конвульсиях, и их пиксели
Плача всеми цветами индонезийской радуги,
Который, в борьбе с великой «падемонией»,
Привили бразильский карнавал,
Рассыпаются, образуя на арке моста
Равенские мозаики,
Может быть, всю Равенну, с трупом Данте посередине, но без
Сладкого привкуса Византии.
Так в одиночку Стивен Дедал
Осуществил геноцид дикобразов.

////

Не отойти от взгляда. Зреют почки.
Что покажется тебе больше достойным жизни?
Смещён угол
Цвета запаха ветра
За что любят тебя?
Уже растут листья
Они увеличиваются
Увеличиваются
Увеличиваются
Меняют цвет.
От слабости себя хочется умереть.
Бабочка воздуха.
Достаточно силы?
Ль
Возникает граница в небе.
Кто больше может?
Птицы в гонке над проводами, отсвет меняет столетия
В близких годах
Путаница. Западный ветер
Ли Бо.
Кто больше меня?
Зелёные созвездия невесомой мозаики
Остаются в апреле

////

Ты, тот кто шепчет, когда моя голова лежит на подушке
Спаси меня из языка с его мифологией
От жизни со звонками гласными и с любовями на выстрел радиальной линии метрополитена,
Чтобы я не шептал про нити, событий завязь,
Чтобы не искал Ариадну, проходя по улицам
Детства в родительном
Падеже, падающим краном местных новостроек на отмелях капитала
Выведи меня из окоп языка, пока где-то с края
Бодрствующего сна не пришли северяне
И, ломая Фому Аквинского, уничтожь саму
Фору этой сонной молитвы.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *