Исходит ли тяга из пред-мира в после-мир или наоборот? Или одновременно наоборот?

(Вернер Хамахер)

I. Вкус жизни и вкус смерти. Язык и вкус

1. Человек познает вкус жизни струйками материнского молока и познает вкус смерти струйками сгустившегося воздуха.
2. Через сосуды-звуки, сопровождающие познание — плач младенца и хрип умирающего, — в мир просачивается очищенная небытием тишина и истекает из мира замаранная профанными звуками и вкусами, чтобы снова очистится небытием. Таким образом, создается живая циркуляция тишины — реликтовый шум языка.
3. Язык, утратив первоначальное единство звука и вкуса, вновь стремится его обрести, пробуя различные звуки и вкусы, соединяя их в разные блюда и слова, нагромождая — в пиры и речи, соблазняясь ложной гармонией тостов и кулинарных книг, отчаянно пытаясь заполнить ими рану утраты единства.
4. Но этим расширениемон еще более усугубляет рану утраты. Так, прыгающий в воду в поисках своего отражения, лишь разбивает его (Г. Башляр), а делающий шаг на краю Вселенной в поисках ее предела лишь длит дурную бесконечность (Л. Кар).

II. Вкус воды и тишина.Тишине необходима вода

1. Вкус материнского молока, питающий младенца, сохраняет абсолютные свойства для последующей предсмертной передачи их вкусу воздуха, превращаясь на время жизни во вкус воды. Таким образом, вкус воды есть абсолютная скрепляющая субстанция бытия.
2. Вкус воды — это энергия, преобразующая внешнее (неспокойное, не могущее найти свое, т.е. близкое к тишине место) во внутреннее (т.е. обретшее напитанное тишиной место).
3. Тишина — пульсация ничто-нечто-ничто, и эта пульсация возможна именно существованием вкуса воды.
4. Поясним предыдущий тезис. Тишина располагается между дыханием и биением сердца. Тишина существует именно потому, что неуловима, и миг между вздохом и выдохом обязательно заполнен одиноким, заблудившимся и отставшим от родной стаи ударом сердца.
5. Дыхание и биение составляют одно целое с тишиной,— она скрывается позади них попеременно и поиском себя создает их (делает живыми).
6. Таким образом, жизнь тела — следствие существования тишины как невозможности, а вслушивание в сложную структуру диалога между дыханиеми сердцебиением (вдох-выдох-прилив-отлив)—это язык возлюбленных и первый и последний свободный выбор человека.
7. Тишина не светла, и не молчалива. Напротив, эти свойства (свет и молчание),казалось бы, волшебным образом создающие мир, порождаются тишиной, проявляясь ее пульсациями (см. II, 3).
8. Каждая пульсация тишины индивидуальна, т.е. обладает уникальным набором комбинаций вышеупомянутых свойств.
9. Другими словами, истинно существует только то, что сберегает себя неопределимым (любое определение стремится к клишированию), позволяет созерцать себя хрупким началам (например штриху, поэтической строке, пению эха), хотя не подпускает к себе вплотную и покоится в тишине, т.е. между дыханием и сердцебиением.
10. Но для того, чтобы хранить неопределимое, т.е. мир, тишине необходим внешний резервуар — субстанция, обладающая идентичными тишине свойствами, но воплощенными материально.
11. Таким резервуаром тишины является вода. Тишина становится водой в то самое мгновение, когда вода отвечает ей тем же. Повторяются не вода и не тишина, а животворное колебание перехода.

III. Более подробный разговор о свойствах, обозначенных в II, 7

1. «Свету предшествует огневой испуг» (Я.Беме). Испугом порождается свет-убийца, бесконтрольно плодящий зной, крики, суету и бурление — он пронзает тишину и кипятит воду. Но есть другой — живой свет, — зарождающийся в тишине-воде. Он дает себя увидеть в доверчивой прохладной тьме августовской ночи в озере на опушке леса, когда, наблюдая отражения падающих звезд, оказываешься «по другую сторону темноты» (Т. Пратчетт), где наблюдения не засоряют, а очищают взгляд.
2.  Молчание, казалось бы, родная часть тишины. Но как большинство стихотворений рвет цельную ткань поэзии (а значит, в своем существе они враждебны ей), так и молчание, будучи порождено тишиной, крадет тишину фрагментами и является ареной компромисса. Молчание оставляет свои границы размытыми (прибрежная полоса нетверда, часто смывается водой, растворяется, и вода мутнеет) в надежде стать тишиной и хотя бы таким путем стремится сохранить нетронутые места жизненного пространства, а потому «молчание представляется спасительным» (В. Бибихин); в основном оно предназначено для купания шума и пустых звуков, нежели для слияния с тишиной. Но в редкие миги (цезура в античном гекзаметре или купание русалок лунной июльской ночью) молчание сливается с тишиной, и тишина становится почти достижима, никогда, однако, не смешиваясь с молчанием,— так прохладные струи донных родников избегают смешения с теплыми, нагретыми внешними светилами  и телами поверхностными слоями водоема.
3. Вышеописанные свойства тишины-воды (свет и молчание) проявляются в тишине, когда переход (II, 11) колеблется от тишины к воде. В то же неуловимое мгновение, когда колебание изменяет движение на противоположное, проявляются иные свойства воды-тишины, а именно —отражение и утоление жажды.

IV. Отражение

1. Вещи отражаются в воде в тишине неразделимо — любой порез посторонним звуком, даже плеском или эхом, трение и даже соприкосновение разных поверхностей (например купание или дождь), разрушают отражение.
2. Но как не следует забывать, что «плоха та память, которая работает только назад» (Дж. Глик), так не следует бесконечно сохранять себя отражением, ибо это, во-первых, злоупотребление жертвенной готовностью воды к отречению от прозрачности, а во-вторых, не единственное спасительное свойство воды.
3. Спасительными мы называем свойства, сохраняющие цельность воды-тишины.
4. Прежде чем перейти ко второму главному спасительному свойству, отметим, что отражение как бы никогда не возражает против гибельного воздействия внешних разрушающих факторов. Демонстративные хрупкость, неустойчивость и отказ от стремления длить существование связаны у отражения с несколькими причинами. Во-первых, с его (существования) интенсивностью: ведь создается параллельный — отраженный — мир, воссоздающий изначальный в полной и неущербной мере, к тому же имеющий уникальное свойство — дополнительный источник света (взгляд рассматривающего, к которому он притягивается). Такую экзистенциальную нагрузку отражение долго выдержать не в силах. Во-вторых, отражение чисто и не терпит в себе посторонних примесей, а значит, изначально противится своей неразрушаемости и стабильности, т.к., по сути, является двойником, а следовательно, загрязняет экзистенцию оригинала.

V. Постижение вкуса

1. Вторым спасительным свойством воды является утоление жажды, то есть, собственно говоря, постижение вкуса.
2. Утоление жажды (насыщение тишины) есть вкус в изначальном смысле и метафизическом измерении. Это единственный вкус, который знает собственный предел. Жажда неразмножима. Все прочие возможные вкусы, вкусности и вкушения проходят через нее сплошной обезличенной толпой, как профанное время и все остальное проходит через то время, «которое неподвижно и само стоит невозмутимо и в котором и посредством которого все совершается» (О. Мандельштам).
3. Вкус воды есть движение — не горизонтальное течение, т.к. его длина убивает (причем всегда: так течение истории убивает человеческое в человеке); не нисходящее вертикально (слезинка, капля дождя), т.к. нисходит быстрее осознания нисхождения; и не восходящее вертикально (испарение), т.к. ложно центростремительно.
4. Вкус воды есть движение живого к живому, движение-слияние с дыханием и сердцебиением, и как уже было сказано, данное внешне животворное колебание перехода (II, 11).
5. Жажда (вкус воды) и ее утоление (глоток тишины) сохраняют мир в цельности и длят жизнь как гармоническое единство, то есть такое единство, в котором тяга из пред-мира нисходит в после-мир и одновременно наоборот.
6. Это происходит в постоянном напряжении и в противодействии профанному времени, явленному фрагментами, «каждый из которых проносится по собственной траектории и сразу же исчезает» (И. Кальвино).
7. Иначе: вкусу воды противостоит не «носитель смерти — великий мастер» (Даодецзин), а агрессивные экзистенциальные насекомые, рассеянную стаю которых принято называть «время летит».
8. Но стремление утолить жажду (познать вкус воды-тишины) абсолютно сильнее — ведь это, по сути, тяга между пред-миром и после-миром, человеческая жизнь, взятая как необходимость любви, которая омывается тишиною и утоляет жажду.